Андрей Архангельский: Не вижу тещи

Интересно, однако, в этой истории вот что: я наблюдал за реакцией людей, читал блоги. Информация о закрытии программы была воспринята совершенно нормально, естественно, как само собой разумеющееся. Как будто ждали чего-то такого. Сработал эффект массовых ожиданий, говорят в таких случаях. День спустя новость о несостоявшемся закрытии «Аншлага» перевесила по популярности новости «настоящие»: это о чем-то да говорит.

Аншлаг» не любовь вызывает у зрителя – а болезненное привыкание, как фруктовые соки в пакетах – не замечали?

Как говорила сурово фрау Заурих в ответ на просьбу Штирлица погадать ему: «А что бы вы хотели узнать?..» – «Ну, предположим, когда закончится война?» – «А она уже закончилась. И чем скорее мы это поймем, тем лучше будет для всех».

«Аншлаг» тоже «уже закончился» – независимо от того, как долго он еще просуществует в физическом смысле, в эфире. Все это чувствуют, подсознательно, только выразить не могут.

Мы не будем тут употреблять привычных эпитетов – «позор России», «бесы» и т. д. – речь сейчас не об этом. У каждого, кто хоть раз видел эту программу, возникало ощущение, что она существует для несуществующих людей. Новость о закрытии «Аншлага» именно потому вызвала предсказуемую реакцию – потому что передача эта давно устарела морально и эстетически.

Когда мы смотрим старые фильмы, у нас всегда возникает неосознанное чувство – что ТАК сегодня не улыбаются, так не стреляют и даже не ходят, это называется «ощущение времени». Точно так же, глядя в «Аншлаг» (именно В «Аншлаг», как смотрят в бездну), мы понимаем, что сегодня ТАК НЕ ШУТЯТ – это юмор в лучшем случае десятилетней давности. Сегодня это – целиком нежизненный, искусственный юмор, придуманный специально когда-то кем-то для кого-то. И прежде всего он раздражает этим – своей неестественностью и замшелостью, а вовсе не эстетическим уровнем. Знаете – народ шутит грубо, но смешно. Несмотря на псевдонародность «Аншлага», его юмор ненатурален – как в фильме «Кубанские казаки». Это юмор несуществующей страны для несуществующих людей – и этим он раздражает более всего.

Именно поэтому «Аншлаг» не любовь вызывает у зрителя, а болезненное привыкание, как фруктовые соки в пакетах, не замечали? Что же это такое? Пьешь, пьешь, и все равно пить хочется?.. А перестаешь, день перетерпишь – и понимаешь, что это была зависимость.

Нам, естественно, тотчас же завопят: «А терапевтическое значение таких программ! Вот сидит одинокий человек, пожилой, в глуши – а посмотрит «Аншлаг», и радуется! А сколько таких людей в России! А вы – бессердечный, вы людей не любите! А мы людям даем терапию! Человек забывает о возрасте, о горестях, о своих нуждах», – вот примерный набор аргументов, которыми оправдывают обычно это безумие. Нам говорят: мы стольких людей спасли от тоски, от одиночества – разве этим мы не заслужили снисхождение!

На самом деле это не спасение, а усыпление. В прежние годы это еще сходило – это был смех страны, сидящей на нефтяной игле и ресурсах. Это был смех ресурсный, это был смех рантье. Это смех тех, кто привык сидеть на шее у государства, зная только одно слово – дай! Дай зарплату, дай веселья, иначе я на тебя обижусь! И государство вынуждено учитывать, считаться с теми, кто остался навеки в 80-х, кто живет по законам несуществующей страны – не может не считаться, потому что их, увы, очень много. И «Аншлаг» продолжает этих людей усыплять. Спи, говорит он, кризис – это только снится, это плохой сон.

Когда таких спящих 10–20 миллионов, это приобретает масштаб национальной угрозы. Потому что теперь, когда надо опять выживать и действовать, усыпляющий юмор уже не помогает, а вредит. Потому что сегодня нужны не просто лояльные и хохочущие – нужны те, кто будет шевелиться, кто встанет с дивана, кто способен меняться.

«Аншлаг» еще и страшно вреден для думающих, для интеллигенции – тем, что потворствует нравственной лени и бездействию.

Потому что до тех пор, пока выходит «Аншлаг», такой человек вправе сказать: бессмысленно бороться, сопротивляться. Я бы боролся, но когда показывают такое – делать нечего, плетью обуха не перешибешь… «Аншлаг» – это оправдание нашему равнодушию, спасительный пункт для ничегонеделания, ведь это очень удобно – так жить. Оправдывать себя тем, что жить среди моральных уродов – это уже подвиг.

Сегодня это – целиком нежизненный, искусственный юмор (фото: ИТАР-ТАСС)

Другие – тоже распространенная позиция – добавляют: надо быть реалистами. Живем в эстетическом хлеву – значит, надо учиться жить в хлеву. В этом даже есть определенный смысл… (Это прекрасно у Эжена Ионеску описано – когда по городу носятся носороги, и надо бы вопить от ужаса и что-то делать, а рационалисты и прагматики стараются подходить ко всему «логически и рационально». Недаром в пьесе «Носороги» есть даже такой персонаж, Логик, который любой ужас пытается «понять» и объяснить логически).

Понимаете (говорят логики и рационалисты), «Аншлагом» воспитан новый тип потребителя – и это нормально: в стране не могут быть все грамотные и с тонким вкусом. Это была советская утопия. Поэтому надо привыкать к этому, относиться к этому нормально и спокойно. Это – их девиз: ко всему относиться нормально и спокойно.

У третьих же наличие «Аншлага» порождает лицемерие, двойную мораль: для себя и для своих мы «все понимаем» – то есть мы ходим с детьми в Третьяковку, смотрим Фасбиндера и Годара, воспитываем тонкий вкус – а для быдла мы делаем «Аншлаг», и нам не стыдно, потому что это такая работа. Мы работаем для людей.

Не будем банальничать и давать этическую оценку самой программе.

Мы дадим ей социологическую оценку. Это юмор – доурбанистического, доиндустриального типа. Этот же принцип юмора (только в более тонком изводе) воспроизводится сегодня столичными режиссерами-шестидесятниками, которые до сих пор уверены, что комедия – это спектакль, где люди одеты в перья и кричат по- петушиному.

Ну вот хотя бы: коронным номером «Аншлага» являются шутки про тещу и зятя. О чем это говорит? О том, что смотрящие это и смеющиеся над этим – это те, кто ДО СИХ ПОР не разъехался с родителями (тещей, свекровью). Это – ужас; перестройка, можно сказать, была сделана для того, чтобы вы могли жить отдельно от родственников жены или мужа. Вот была огромная проблема в СССР – что нельзя было жить с любимыми «без штампа» и отдельно от родителей – сколько драм, сколько ужасов это порождало! И первое, что теперь, как правило, делает человек, достигнув совершеннолетия, – уходит от родителей, чтобы жить отдельной, личной жизнью. Это налагает ответственность: треть или полстраны живет сегодня по съемным квартирам даже в родных городах и работает именно для того, чтобы это жилье оплачивать; то есть ради свободы* в «квартирном вопросе» и – шире – свободы личной. Это естественное стремление человека к личной свободе и независимости – двигатель экономики, кроме прочего. И свидетельство мобильности общества. И это – нормально. Потому что – так лучше. Потому что так – правильно.

«Аншлаг» шутит над этим. Они шутят – об этой вялотекущей, длящейся десятилетиями бытовой войне между тещами и зятьями, между свекровями и невестками. Там, где плакать надо было бы о загубленной нервной системе, о вечной нервотрепке – «жизнь прошла впустую!», как говорил чеховский Астров, – они шутят. Я понимаю, что бывают случаи, когда нужно ухаживать за больными и пожилыми, когда жизнь с родственниками – сознательный выбор (и зачастую – нравственный подвиг), когда, наконец, нет финансовых возможностей. Это можно, повторяю, понять. Но я не могу представить, чтобы нормальный человек смеялся над этим.

Именно поэтому, при всех оговорках, юмор «Камеди-клаб» – более жизненный (только не пишите, прошу вас, что «Камеди-клаб» заплатил за этот текст): они, по крайней мере, не шутят про тещу и зятя. Юмор «Камеди», по крайней мере, отображает реальность. Он более циничен, иногда запределен – но он жизнен, этот юмор. Это юмор человеческий, я опознаю его как юмор современников – тех, кто живет, трудится, преодолевает трудности, рассчитывает на себя.

Более всего раздражает не грубость и не цинизм народного юмора – а отсутствие его. Нет юмора – значит, нет народа, нет страны. А хотелось бы.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента